Месть Триединого - Страница 40

Море не обмануло их ожиданий. Оно было теплым, оно было соленым, оно качало на волнах, лезло в нос и уши, отрезвляло и еще больше опьяняло, оно позволяло теперь уже снизу любоваться вздымавшимся к праздничному солнцу Карадагом. Запах моря умилял, и от плеска волн блаженно шумело в ушах...

Файтеры, как малые дети, бултыхались в нем больше часа, а потом устроились на теплой гальке, подставив бледные спины под утренние лучи. Правда, у них хватило здравого смысла долго не торчать на солнце, и они переместились в тень под навесом, рассевшись в шезлонгах. То ли море действительно немного нейтрализовало действие коньяка, то ли сработали наконец отварные плавники, то ли таково было свойство "Коктебеля": пьянить, но не оглушать до упаду, ‒ но чувствовали они себя достаточно бодро. А потому тут же приступили к поглощению "Сильвана в бокале", хотя пить вино после коньяка...

Спустя еще час-другой отпускники наведались в ближайший кабак. Затем, прогулявшись по набережной и ныряя из одного шопа в другой, присели перевести дух в еще одном подвернувшемся кабаке ‒ и закрутило их колесо здешнего приморского бытия.

Выдвинутая Портосом идея забраться на вершину Карадага была отвергнута большинством голосов ‒ хватало с них и тренировок на базе. Зато предложение Арамиса совершить экскурсионный полет над городом и заливом на уникаре прошло на ура.

В полете женщина-гид преклонного возраста много чего рассказывала об Александрии, но файтеры слушали невнимательно, разморенные алкоголем и едой.

Зато морская прогулка на открытом катере их оживила, потому что дул ветер, и брызги били в лицо, и качка, на удивление, не взбалтывала содержимое желудков, а наоборот ‒ как-то все там укладывала и утрясала.

Лишь у Атоса, видимо, что-то там внутри пошло наперекосяк, потому что он помрачнел и время от времени тер висок. Но и Атос встрепенулся, когда катер углубился под свод скалы Золотые ворота, и смуглый парнишка, по виду явно студент, подрабатывающий на каникулах, рассказал очередную байку, связанную со здешними местами.

По обычаю, завезенному с Земли, первопоселенцы, проплывая под аркой, которая насквозь прорезала скалу, загадывали желание и бросали в воду монеты. Тот, кто тут же достанет монету со дна, может быть уверен: его желание сбудется.

‒ Если, конечно, желание достаточно разумное, ‒ туманно добавил парнишка.

На его предложение насчет монет откликнулись все пассажиры ‒ и полетели в волны ассы, сверкая на солнце.

‒ А теперь можете нырять, ‒ заявил паренек.

Крис, пожелав себе скорейшего повышения ранга, собрался уже кувыркнуться в воду, ‒ как и многие другие, вскочившие со скамеек, ‒ но студент охладил его пыл:

‒ Только учтите, желание каждого сбудется лишь в том случае, если он выловит именно свою монету... ‒ В голосе аборигена послышалась легкая насмешка.

‒ Чтоб тебя! ‒ Разогнавшийся было к борту Граната с досадой плюнул в воду. ‒ Местные шуточки!

‒ Шуточки, ‒ подтвердил бойкий юноша. ‒ А городской бюджет пополняется...

...После морских впечатлений не грех было и выпить снова, чем эфесы и занялись в одном кабаке... Потом в другом... Потом в третьем...

* * *

День пролетел незаметно. Сумерки сплоченная группа отпускников встретила в очередном питейном заведении. Держались файтеры довольно бодро ‒ во всяком случае, так казалось Габлеру. Тем не менее названия кабака он припомнить не мог, да и вообще не очень представлял, как очутился за этим столом и откуда вокруг столько девиц, одетых по-пляжному. То есть раздетых по-пляжному ‒ отдельные места их обнаженных тел едва прикрывали только яркие полоски. И стол уже традиционно был не один, а было их несколько, сдвинутых вместе. Заваленных разной едой и уставленных всевозможными бутылками. Опьянение было глубоким и стабильным, в голове стоял непрестанный шум ‒ или это штормило море? Или уже и не у моря они находились, а переместились куда-то в глубь кварталов? Крис чувствовал себя упрятанным на дно глубокой шахты, не позволявшей разгуляться, но шахта не была наглухо закрыта. Сверху проникал свет, теплый, успокаивающий свет. Он пробивался в сознание, не давая темноте окончательно сгуститься, и нельзя было терять этот свет, что Крис изо всех сил и старался делать. Не хватало еще отрубиться в кабаке!

‒ Эфесы не отрубаются в кабаках... ‒ пробормотал он и ударил кулаком по столу.

‒ Пр-равильно! ‒ прозвучал голос Портоса. Самого Портоса Габлер почему-то не видел. ‒ Это кабаки отрубаются в эфесах!

Белокурая глазастая девица с красным цветком в волосах, вдруг возникшая на дне шахты, хихикнула. Нет... Хихикнули две одинаковые белокурые девицы с двумя цветками...

Крис тряхнул головой и попытался вылезти из шахты. Или хотя бы выглянуть. Это стоило ему немалых трудов, но своего он все-таки добился. Надолго ли ‒ вопрос другой.

Полумрак немного рассеялся, и оказалось, что никакая это не шахта, а покрытая травой площадка под навесом, где-то на возвышенности, у набережной. Внизу, по набережной, гулял народ, море вовсе не штормило, и в потемневшем небе над ним светили звезды. А еще излучали мягкий свет развешанные на деревьях фонари, так что все было очень славно. С полянки по соседству, окруженной невысокими кустами, доносилась негромкая музыка. Там танцевали. Неподалеку от компании стафлов сидели у стойки люди, и вокруг за столиками тоже сидели люди, и видно было, что они отдыхают, и плевать им на всякие восстания, тренировки файтеров и приказы вигионов.

Девиц в компании эфесов-отпускников действительно было много, причем одна из них, белокурая, прижималась к Крису слева, а другая, рыжая, справа. Напротив Габлера, на коленях у Портоса, расположилось длинноногое стройное создание с высокой взрывообразной прической. Создание обхватило рукой могучую шею файтера и, как птичка, пило из бокала, который он держал перед собой. Судя по довольной, хотя почему-то словно заспанной физиономии Портоса, его это вполне устраивало. Рядом со здоровяком сидел Атос, сидел совершенно одеревенело, уставившись в стол перед собой. Бокал его был полон. Видать, не пошло... Через две девицы от Криса обнаружился Годзилла. Годзилла весело скалился, комбинезон его был расстегнут чуть ли не до пояса, и к широкой груди файтера приникла очень коротко стриженная девица с замысловатой татуировкой во всю спину. Девица была явно не из отдыхающих, а местная и при исполнении служебных обязанностей. Правда, пока не в полном объеме, но, судя по масляно блестевшим глазам Годзиллы, до этого было недалеко. Гранату же аборигенки облепили и сверху, и снизу, и он им что-то самозабвенно рассказывал, а они попивали себе винцо да посмеивались.